Памяти Саввы Ямщикова

1

Ходит по Пскову угрюмо чуждая Пскову толпа.

Как так случилось, что людям своя же земля – чужда?

Храмы живые приемлют свежий небес поток,

Башни рождают силу, каждому дарят ток.

Нет, ошибаюсь – не каждому.

                                                        Глаз не могут поднять

Те, кто не смеет ни верить, ни молиться, ни ждать.

Жить в окружении чуда выпало всем, кто рождён.

Чем же вас запугали, если ваш взор заземлён?

Страшно прожить так близко с явленной красотой,

Не постигая Пскова – с неподнятой головой!

2

В блаженной немоте нам посланы не храмы,

Не крепости, не башни – город Псков

Суть явленное в каменном обличье

Предчувствие божественных красот,

Предначертанье будущего Рая

Для тех, достойных, кто сейчас увидит,

Кто замысел душой своей возьмёт –

И воплотит как жизненное дело.

Не реставрация, не хлопоты о камне,

Не длинные истории слова –

Псков есть призыв к строенью и величью

В душе твоей, в стране.

                                           Так будь же!

Сергей Маркус

"Когда человек умирает, / Изменяются его портреты. / По-другому глаза глядят, и губы / Улыбаются другой улыбкой", - писала А. А. Ахматова.

Один мой добрый знакомый сказал, что после ухода человека мы вглядываемся в его портрет пытливее и дольше, по-иному: пытаемся понять, открылись ли и нам через прежнее общение те черты, которые уловил художник. Во всяком случае, некоторая посмертная перемена в созданном средствами искусства образе и в нашем его восприятии – объективная данность.

Вот и я смотрю в лицо Саввы Ямщикова на рисунках Анны Леон с вопросом к самому себе: всё ли успел за его жизнь заметить и прочитать в этом строгом, могучем лице. Мне дано было вырасти, умственно сформировать себя как бы "на фоне" С. В. Ямщикова, под его большим всесторонним влиянием. Помню его очень разным – молодым, бесшабашно весёлым, в писательском труде, под объективами телекамер, в безудержно вспыхнувшем гневе, в смертельной опасности.

Но главное (и это всего дороже) я навсегда помню Ямщикова вдохновенным, пришедшим в восторг от какой-либо творческой идеи, от своей ли, чужой, к сроку найденной мысли, живой поэтической строки, безошибочно услышанной сквозь монотонную вибрацию банальностей. Сколько раз – скажем, при созерцании псковского благословенного пейзажа, осеннего заката от стен Снетогорского монастыря – видел я в нём эту озаренность красотой! Это очень сокровенно, никогда не было напоказ и открылось, наверное, лишь самым близким.

Господь много раз говорит нам, что не спасёмся, пока не станем как дети. А я знаю именно эту вышнюю наивную детскость в С. В. Ямщикове, который (будучи – по пройденному им пути, по той роли в судьбе Отечества, которую принимал на себя – бескомпромиссным, несломимым воином) пронёс её в сердце до последнего дня…

Анна Леон познакомилась с Саввой Ямщиковым и рисовала его лишь в весенние месяцы 2009 года – т. е. очень незадолго до ухода, в ту пору жизни, когда портретируемый был (словами А. С. Пушкина) "уже маститый старец". Больно, но важно видеть в череде портретов, созданных А. Леон, борьбу недюжинной духовной силы с нарастающей телесной немощью.

В последние годы С. В. Ямщикову было трудно ходить: он опирался на посох, на руку спутника.2 Ямщиков встречал старость с христианским мужеством и спокойствием. Портретистка дерзко и, быть может, безжалостно (со всей правдивостью) фиксирует в некоторых своих листах тот оскал смиренного страданья (подобие улыбки над собой и своей слабостью), когда, покорствуя судьбе, человек словно согласен раствориться в бессмысленном роении безличных молекул.

Но рисовальщице – содержательнее, сильнее – удалось поймать азартный огонь живых глаз: тот самый блеск неподдельного вдохновения, о котором я говорил выше, и который (как любовь и жизнь) нельзя ни с чем спутать, имитировать. А. Леон смогла выразить в образе Ямщикова духовный свет, который (если он есть в человеке) изнутри за десятилетия выстраивает по-новому архитектонику его лица, даёт наполненность взору.

В этом постепенном прояснении, в преображении даже телесном, являет и даёт себя знать такой хорошо известный, но непросто объяснимый феномен, как аристократизм духа: когда рождённый в "низкой доле" человек – рабочий, крестьянин – к исходу судьбы, отданной духовному возрастанию, становится благородно утончённым, как какой-нибудь князь или граф.

"Я из московского барака", - не уставал Савва Ямщиков подчёркивать своё происхождение. Но вполне естественно, что в страдалице-России природная, веками взращенная аристократия, которая была под корень уничтожена красным террором, именно такие люди, как Ямщиков, своим талантом и самоотверженной интеллектуальной работой выдвигались на авансцену общественной жизни. Мощный генофонд русского этноса не мог угаснуть без сопротивления.

Анне Леон суждено было выявить и "рассказать" зрителям ту роскошную, непокоримую породу, которая кипела в Ямщикове и была одной из определяющих черт его личности. В века катастроф люди из народной толщи по необходимости обретают роль и достоинство князей, пророков, национальных предводителей. Термин "пассионарий", введённый в научный оборот Л. Н. Гумилёвым (старшим другом и учителем Саввы), в наивысшей степени приложим к самому Ямщикову, почти каждое помышление которого было о Родине, о её спасении для будущего.

Творчество А. Леон зорко, объективно, заострено – как лезвие. Оно балансирует на опасной грани, за которой фотографический натурализм и моментальность фиксации грозят уничтожить, взорвать само искусство. Балансирует, но в портретах С. В. Ямщикова тонкой грани этой не переходит, оставаясь "по сю сторону": в пределах реализма, осмысленно исследующего изображаемое, раскрывающего сквозь отобранные типические черты базовую идею (душу) этого мира.

Юлий Селиверстов - искусствовед, заведующий Отделом ИЗО Псковского музея

Только на портале Переправа - последние прижизненные портреты Саввы Васильевича - реставратора, мыслителя, радетеля за русскую культуру.

Художник Анна Леон - последнее открытие Саввы Ямщикова. Предлагаем вашему вниманию серию портретов Саввы Васильевича. Последний год жизни, последние думы, последние молитвы...