переправа



Душа в горниле войны. Интервью с протодиаконом Николаем Поповичем



Опубликовано: 27-10-2015, 11:20
Поделится материалом

Вера, Культура


 Душа в горниле войны. Интервью с протодиаконом Николаем Поповичем 


Протоиерей Михаил Ходанов. Отец Николай! Как вы, человек умудрённый, с большим духовным и житейским опытом, понимаете душу? Наша тема — душа в горниле войны. Каким воздействиям она подвергается и как война способствует приходу души к Богу?

 

— Я не имею права определять такие таинственные вещи, как душа и вера, своими словами. Буду говорить так, как нас учит православная церковь. Человек состоит из духа, души и тела. Душа, по учению Святых Отцов, находится во всём теле человека и не имеет какого-то определённого локального места. Когда Господь на иконе Успения Богородицы держит на руках душу Божией Матери, Её душа изображена в виде младенца, но с тем же обликом, что и Её пречистое тело. Душа — особо таинственное и бессмертное творение. В своей сущности она непознаваема, как непознаваем сам Бог, сотворивший её по своему образу. По определению церковного апологета древности Тертуллиана, она по сути своей христианка. Человек с душой сотворён для вечной жизни и вечного блаженства. Он призван соединиться со Христом. При этом человеческая индивидуальность сохраняется. Она только преодолевает прежнюю греховную сущность и полностью раскрывается в своей таинственной красоте. Но это дело всей жизни.

 

Вопрос о душе человеческой зело сложен. Она бесценна в глазах Божиих. За каждую нашу душу пострадал на Кресте сам Господь. В Евангелии от Марка говорится: «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мк., 8:36–37). Мы, христиане, не убегаем от мира. Но мы хотим, чтобы мир стал духовен и нравственен. А в отношении Второй мировой войны скажу так: да, мы победили врага чудом. И здесь, конечно же, можно говорить о гении Жукова, Рокоссовского, Ватутина или Василевского. Это всё верно. Однако главное здесь было то, что победили мы прежде всего силой духа.

 

— Перед татаро-монгольским нашествием были катаклизмы в природе. Была комета, реки текли вспять — и люди чётко связывали всё это с падением веры и оскудением нравственности. Мы сами виноваты, говорили наши предки, что навлекли на себя такую великую беду. Поэтому война — это также следствие духовного оскудения общества, тот нравственный и идеологический тупик, когда уже ничего, кроме общей беды, людей исправить не может. В чём вы видите духовную суть и причины Великой Отечественной войны, в которой принимали участие?

 

— С одной стороны, я вижу её как страшную трагедию для нашего народа. Победа была достигнута страшной ценой. Были потеряны жизни миллионов, погибла молодёжь и лучшие люди. С другой стороны, война спасла нас, нашу душу от материалистического вырождения. Материализм довлел буквально над всем. Его идолы были настолько могущественными, что казалось, они вечны.

 

— Вы имеете в виду 20-е и 30-е годы ХХ столетия?

 

— Нет. Революция произошла не потому, что из-за рубежа приехала кучка каких-то мерзавцев — Троцкие, Свердловы и Ленин в том числе. Она назревала давно. Её главная причина была в том, что душа русского человека потеряла веру. И, когда мы постепенно утвердились в этой страшной материалистической идеологии, тогда и грянул семнадцатый год. Материализм тогда принял не только жестокую, но и хитрую личину, чтобы подменить собой христианство. У него был свой символ веры — Интернационал, были свои мощи, которые до сих пор лежат у Кремля, была почти вся христианская атрибутика. Но у него не было Христа. Мало того, XVIII съезд партии принял решение: к 1942 году — XIX съезду ВКП(б) — закрыть все церкви. Россия должна была стать страной сплошного атеизма.

 

Между тем великий афонский старец Аристоклий, который приехал в Россию перед войной, произнёс удивительные слова: «Россию спасут… немцы!» Все были поражены: как?! Да, получалась парадоксальная вещь. Немцы — наши враги. Они обрушили на нас страшную военную силу, но тем самым наконец пробудили в русском народе национальное сознание. Ведь до войны коммунисты вытравили и осмеяли понятие патриотизма, ратного подвига, все национальные традиции, неотделимые от христианства. Вы только представьте себе: они поехали в Бородино на могилу Багратиона и взорвали её, да так, что даже его ботфорты взлетели на воздух. Я читал об этом у Солоухина. Вот какая ненависть была к России! Ладно уж, взорвали в Москве храм Христа Спасителя. Здесь всё понятно: это был символ православия. Но памятник Багратиону-то тут при чём? Оказалось, что очень даже при чём. Специально поехали в чистое поле, нашли и совершили акт вандализма.

 

Вот так. Воистину что-то инфернальное. И это было, увы, при молчаливом согласии народа. Поэтому что могло нас тогда спасти — при таком жутком ослеплении? Только беда. Только покаяние. Только страшная трагедия Второй мировой войны. Нельзя превращать человека в бездушный винтик исторического процесса, миллионами убивать его в ГУЛАГе, делать рабом партийной богоборческой касты и вытравливать из его сознания Бога, доводя человека до уровня скота. Потому-то и грянул гром. И конечно, в Великой Отечественной войне победил дух русского солдата, который был сформирован всей тысячелетней историей Церкви. Именно Она воспитала в народе патриотизм. Мы не воевали за новые земли. Не провозглашали себя нацией господ, как это сделали немцы. Мы отстояли своё Отечество. Отсюда и политическая конъюнктура Сталина. Он поднял знамёна Суворова, Кутузова, Багратиона, Александра Невского и Фёдора Ушакова тогда, когда карта Интернационала оказалась битой.

 

— Есть точка зрения, что война всколыхнула религиозные чувства людей. И что именно вера стала основным невидимым фактором победы.

 

— Несомненно!

 

— Об этом до сих пор как-то не очень пишут. Правда, мы знаем, что Сталин во время войны начал открывать церкви. Что можно сказать на это? Немцы в занятых ими районах ещё до него стали передавать храмы верующим. Всего более трёх тысяч семисот. Однако делали они это вовсе не потому, что уважали веру «унтерменшей», а из сугубо идеологической конъюнктуры — чтобы сформировать у местного населения положительный имидж немца как «цивилизованного освободителя». Кстати, когда наши войска эти оккупированные территории отвоевали, то открытые немцами храмы были снова закрыты, священство с верующими поставлено к стенке или отправлено в лагеря, а церкви вновь обращены в конюшни, свинарники и складские помещения. И если, по мнению Советов, «поп» с общиной «прогнулись» под немцами, что ж, разрешите тогда поставить других, коли к Церкви потепление, но из храма свинарник зачем опять делать?! Вот тут бы и отличиться! Однако куда там!.. Абсолютная политика. Верно?

 

— Увы, всё было именно так. После войны было принято секретное постановление правительства, о котором нам рассказал недавно член Синодальной комиссии Московского патриархата по прославлению новомучеников игумен Дамаскин Орловский. В соответствии с указом после войны всё духовенство было обложено десятикратным налогом на все коммунальные услуги. Все церкви, которые до войны находились под хозяйственными нуждами, предписывалось вновь вернуть для их прежнего советского назначения.

 

— То есть то, что открыли во время войны уже по приказу не Гитлера, а Сталина, тоже начали закрывать?

 

— Совершенно верно. Хозяйство ставилось неизмеримо выше. Но это старый менталитет. Он шёл ещё от Петра Первого. Этот «первый большевик» перелил колокола, закрыл монастыри и запретил дворянам принимать священный сан и монашеский постриг. То же самое делала после него и Екатерина. Святитель Афанасий Ковровский, современный подвижник и страдалец, отсидевший в советских лагерях в общей сложности почти 30 лет, писал об этом тяжёлом периоде России так: «С печальных времён Петра Первого, когда через прорубленное окно в Европу понесло в землю Русскую заморским угаром, когда многие люди в Европе, вкусившие в Европе от древа познания, стали больше смотреть на землю, чем на небо, на земле искать цели и смысл жизни, тогда и дело молитвы и спасения и богослужения перестают считаться делом первостепенной важности...». Так, как это было до них.

 

Меры Петра I и Екатерины II в отношении монастырей (этих хранителей духовности и окормителей верующих. — Н.П.) были, в сущности, направлены к их уничтожению. Эти секулярные меры привели (в монастырях запрещалось иметь чернила и писчую бумагу) к угасанию церковной жизни, особенно в правящем классе дворян, чиновников и пр. До этих правителей русские люди знали, что земная жизнь — только приготовление к жизни вечной и что в этой земной жизни Святая Церковь — надёжная и единственная Руководительница ко спасению. Отсюда — стремление быть в Церкви и полностью подчинять себя Её святому Уставу, предав свою волю молитве и святому послушанию».

 

Советы по сравнению с Петром Алексеевичем ничего нового в отношении Церкви не придумали. Они, как и он, Её уничтожали, но только вот война, видите ли, помешала. В этом смысле военная политика Сталина в отношении Церкви — умная, толковая, однако целиком конъюнктурная.

 

Возвращаясь к войне и её влиянии на душу, скажу так: ценой этой беды было предотвращено самое страшное зло — окончательное богоотступничество русского народа. Если бы мы в 1941-м ударили по немцам первыми, имея шестикратное превосходство в танках, троекратное — в артиллерии, располагая громадным количеством боеприпасов, мы, конечно, сокрушили бы Запад, и мир стал бы коммунистическим. Но Господь попустил совершиться всему делу так, что немцы оказались под самой Москвой. Почему? По сути — чтобы мы обратились к Богу, как евангельский блудный сын — к отцу. А внешне — потому что всё колоссальное количество танков, пушек и боеприпасов захватили немцы. И армии как таковой уже не было. Да, кадровая армия погибла — шесть с лишним миллионов. Четыре из них оказалось в плену, а два — рассеяно. Воевали уже резервисты. Нужно было их одеть, свести в части, бросить на фронт. А оружия в должном количестве не было. Оно осталось у противника. И при всём таком раскладе мы всё-таки выиграли войну, хотя немцы были вооружены на несколько порядков лучше нас, и притом ещё и нашим же оружием. Наши 150-миллиметровые пушки, не имевшие равных в артиллерии, стреляли по нам до 1945 года. То же самое и танки, и 76-миллиметровая дивизионка.

 

— Помните какие-нибудь живые свидетельства высоты духа у рядовых людей?

 

— А как же! Однажды был удивительный воздушный бой. Есть такое понятие «немецкий ас» — надменный рыцарь, холодный и гордый профессионал, исполненный спеси. Такие специалисты были у немцев во множестве. А с нашей стороны были герои сердца, горящие любовью и желанием защитить ближнего даже ценой собственной смерти. Так вот, дивизия, в которой я служил, форсировала в Белоруссии реку Березину и растянулась на несколько километров по огромной равнине — не только солдаты, но и обозы, и госпитали. Вдруг я увидел, что на нас летит двенадцать «юнкерсов». И четыре «мессершмита» прикрывают их сверху. Раздалась команда: «Воздух! В укрытие!». А какое на равнине укрытие? Все разбежались кто куда и залегли — по канавам, в том числе и я. Лежу и думаю: ну всё, сейчас будет мясорубка. Двенадцать полностью нагруженных «юнкерсов»! У них был ещё такой характерный звук: «Ве-з-зу, ве-з-зу!». И вдруг откуда-то взялись два наших истребителя. Один сразу поднялся вверх и стал биться с четырьмя «мессершмитами», которые отнюдь не уступали ему по своим параметрам. А другой стал клевать «юнкерсов» и сжёг три-четыре машины. Оставшиеся покидали как попало бомбы и, не защищённые своими «мессерами», в беспорядке улетели. В результате в живых осталась многотысячная дивизия. Это был удивительный подвиг. Наши герои шли на верную смерть. Первого нашего лётчика подбили, второй выжил. И это было не рыцарство асов, а самое настоящее самопожертвование. Проявилась потрясающая сила духа, которая победила там, где победа казалась невозможной. Шестнадцать самолётов против двух! Я был восхищён! Лежал в канаве, совсем ещё мальчишка, и страшно жалел, что не стал лётчиком.

 

Вообще каждый день, пережитый на войне и адекватно осмысленный, объективно приводит человека к вере. Война — это совершенно особое состояние, при котором жизнь в течение долгого времени держится на тончайшем волоске. Когда для многих нательный крестик, вшитый матерью в сыновнюю рубашку, становится невероятно значимым и дорогим — даже в конечном счёте более дорогим, чем глаза любимой и руки матери. Война лично мне помогла быстрее прийти к вере.

 

Есть целая масса других героических эпизодов. Они все описаны в литературе. Взять того же Матросова! Что побудило его совершить такой подвиг? Горделивое рыцарство? Нет, любовь солдата к своему Отечеству.

 

А Сталинградская битва? Когда нечем было воевать, когда все держались чудом? Вспомните сержанта Павлова! На лестнице дома, который он защищал, Павлов увидел рваное Евангелие. Видно, вылетело на лестничную клетку из простреливаемой квартиры. Сержант никогда его раньше не читал. Открыл его, прочитал несколько страниц и сказал: если выживу, стану священником. В течение долгого времени маленькое отделение Павлова в пять-шесть человек держало оборону дома и не подпускало немцев. Что это? Чем объяснить? Не исключено, что духовник Троице-Сергиевой лавры архимандрит Кирилл Павлов всё-таки и есть тот самый легендарный сержант.

 

Откуда у меня такие предположения? Когда в 2000 году нас, священнослужителей, собрали в Кремлёвском дворце съездов по случаю 2000-го юбилея христианства, маститый протоиерей Пётр Бахтин, который недавно скончался, рассказал мне, что он, как фронтовик, начал служить ещё в войну с Финляндией — не то артиллеристом, не то разведчиком, сейчас уже точно не припомню. Прошёл всю Отечественную и в сорок пятом году вместе с будущим духовником лавры поступал в семинарию, которую только-только открыли в Новодевичьем монастыре. И там он узнал, что Павлову при поступлении чекисты пригрозили: «Если только скажешь, что ты тот самый сержант Павлов, то забудешь о всех своих звёздах! Держи язык за зубами». Что ж, понятное дело — в стране была атеистическая пропаганда. Чтобы герой войны, коммунист — и стал верующим?! Ни в коем случае нельзя было допустить такой огласки! Ну и плюс к тому личное смирение отца Кирилла. Хотя, конечно, ничего не берусь утверждать окончательно. Но отец Пётр знал его очень близко. Сам протоиерей тогда в семинарии недоучился — был репрессирован и провёл несколько лет в лагерях. А ещё он мне во Дворце съездов сказал вот что: «Представляешь, Хрущёв бы в гробу перевернулся, если б увидел, сколько попов в его Кремле собралось!». Такие, брат, дела.

 

А какими самоотверженными были наши девочки! Я, помню, читал, как над Кубанью был решающий воздушный бой с немецкими люфтваффе. С тех пор мы стали господствовать в воздухе. И там сбили полковника, чья машина была вся в бубнах — знаки того, сколько самолётов он уничтожил. Он прошёл всю войну, воевал во Франции и у нас. И никогда не терпел поражения. Когда его привели в наш штаб, он сказал: хочу посмотреть на того, кто меня сбил, потому что это невозможно.

 

Ему отвечают: «Сейчас доставим!». Вошёл молоденький стройный лейтенант, снял шлем, и — по плечам его рассыпались кудри! Полковник закричал: «Не может быть!». А она говорит: «Давайте вспомним бой». Тот, поражённый, ответил: «О, майн Готт! С такими амазонками вы непобедимы!».

 

И опять: с его стороны — холодное рыцарство, а с её — чувство долга и жертвенной любви, которое было заложено уже в генах народа всей тысячелетней историей христианства на Руси.

 

Могу сказать так: народ наш де-юре был атеистом, а де-факто — христианином. Основная масса в армии была крестьянская и рабочая. В этих семьях искони воспитывали детей в любви к Отечеству. Несмотря на то что после революции крестьянство страшно попирали и уничтожали. И, когда Родина оказалась в опасности, все встали на её защиту. Народ в массе своей вырос в семьях, где ещё были живы старые люди, да и многие родители всё ещё были верующими. По сути, тем, кто участвовал в войне, было дано христианское воспитание. Нравственные заповеди там были беспрекословны и обязательны. От этого в армии у нас тогда и не существовало никакой дедовщины. Помню, мы пришли — поколение молодых ребят, я приехал из сержантской школы, — нас солдаты буквально расцеловали. Без их совета мы не смогли бы воевать. Мы преклонялись перед их солдатским опытом, а они встретили нас как своих детей.

 

— У вас много боевых наград. Какая из них для вас наиболее дорогая?

 

— Орден Красной Звезды, хотя звезда и считается масонским знаком. Но я его считаю за солдатский Георгиевский крест. Он такой и есть. Дело же не во внешнем облике. Он давался за боевой ратный подвиг. А получил я его за то, что мы форсировали Неман в тяжелейших условиях. Не знаю, как выжили. Плавсредства были примитивными, пулемёт мы перевозили на маленькой лодчонке. И ещё пять коробок пулемётных лент вместе с амуницией. Я был командиром пулемётного расчёта. Немцы били по воде из всех орудий, стараясь сорвать переправу. Когда мы его форсировали, то, слава Богу, на той стороне оказался песчаный берег, мы быстро вырыли позиции, и немцы пошли в бешеные контратаки. И вот мы две отразили, немцы шли на нас пьяные и в полный рост. Психическая атака. Никогда этого не забуду. Страх был невероятный. Мы их косили, а они всё шли и шли. Вот за этот бой я и был награждён Красной Звездой. Позже на подступах к Восточной Пруссии я получил тяжёлое осколочное ранение в голову и впоследствии был госпитализирован. Но когда я всю ночь лежал в траншее и истекал кровью, то был готов отдать всю свою жизнь за глоток воды. И только тогда я понял отчасти, как тяжко мучился Господь наш Иисус Христос на Кресте, когда провозгласил: «Жажду!». Читаю теперь это место в Святом Евангелии и всегда плачу… Потом меня подобрали. А орден Отечественной войны I степени мне был дан за непосредственное участие в боевых действиях армии.

 

Самая дорогая для меня церковная награда — орден Святого благоверного Димитрия Донского. Его в честь 60-летия Победы приколол мне собственными руками приснопоминаемый Первосвятитель Святейший Патриарх Алексий Второй. Но это не моя заслуга, а милость ко мне, недостойному, нашей Матери Церкви.

 

— Когда говорят «советская армия» применительно к вооружённым силам тех лет, то в ней ещё ведь были отзвуки прежних дореволюционных времён, не так ли?

 

— Конечно! Вне всякого сомнения! И офицеры хорошие были. Офицер — это отец-командир. Это хорошо показано в фильме «Штрафбат». Не знаю, почему его многие не любят. Да, офицер был несвободен. За ним наблюдал чекист. А в немецкой армии офицера нельзя было арестовать, он был защищён кодексом чести, как когда-то у нас в русской армии. В фильме я узнал и себя. И хотя в штрафбате я не был, наши передовые части подпирали всё те же чекисты. И, если бы мы побежали, они стали бы в нас стрелять.

 

— То есть за вами, свободными, тоже стояли заградотряды? Они что, за всеми, выходит, наблюдали?

 

— Разумеется. Но они побежали бы первыми. Потому что, если бы побежали мы, они бы нас не удержали. Однако в любом случае это оскорбляло честь армии. Заградотряды — недоверие к армии. И, несмотря на это, мы всё равно победили. Моё мнение такое: по всем стратегическим соображениям мы должны были войну проиграть. Но победа осталась за нами потому, что мы были духовно сильнее.

 

— Ходил слух, будто Сталин во время войны ездил к Матронушке — спросить у неё, когда кончится война. Что вы скажете по этому поводу?

 

— Да не мог он ездить к Матронушке! А вот насчёт его визитов в домовую церковь в Кремле вполне возможно. Но, чтобы он поехал к святому человеку, к старцу, и тем более к старице, это невозможно. Во-первых, все бы тотчас об этом узнали. Ну а во-вторых, не такой он был человек. Я убеждён: Сталин — трагическая личность. Он до конца был верен марксизму-ленинизму.

 

— А домовый храм, куда он, возможно, ходил, был пустой?

 

— Ну разумеется! Сейчас охранники пишут, что он бывал там по часу и по полтора. Это всё-таки о чём-то да говорит, не так ли? Но идеалы марксизма оказались сильнее. Сталин прекрасно учился, он окончил на одни пятёрки духовное училище и три класса семинарии. У него были великолепные работы, он мечтал о монашестве. А потом начался революционный угар. Это — беда и болезнь.

 

— А если бы он пошёл по духовной линии?

 

— Если бы он стал из Савла Павлом, многое бы изменилось. Об этом думали и Святейший Патриарх Алексий Симанский, и святитель Лука Войно-Ясенецкий, когда поздравляли его с семидесятилетием и обращались к нему как к отцу. Объективно то, что он сделал для Церкви, было великим делом. Была восстановлена духовная школа, из ссылок возвратились многие архиереи и духовенство — прежде всего те, кто принял декларацию митрополита Сергия о лояльности к советской власти. Ну а кто её не принял, остались в лагерях до 60-х годов. И это опять-таки была политика. Сталин был убеждённым и властолюбивым марксистом — и этим всё сказано. Марксизм несопоставим с верой так же, как демоническая личность — с Богом. Азбука марксизма напрочь отрицает дух. Я всё это в своё время досконально изучал. И Ленин говорил нечто следующее: «Если вы признаете первичность духа — вы поп и мракобес! Тогда мы с вами, батенька, и разговаривать не будем! А вот если вы признаете первичность материи, то мы с вами — друзья!».

 

Сегодня, кстати, некоторые политики говорят о примирении коммунистов и христиан, атеистов и верующих. Если речь идёт об активных носителях идеологии, то, увы, это в лучшем случае чистой воды утопия. Примирить идеолога-коммуниста с верующим абсолютно невозможно. Совершенно разные полюса. Помирите-ка Троцкого с Врангелем или Свердлова с расстрелянными им двумя миллионами казаков! А уничтоженные коммунистами миллионы русских крестьян, которых огульно обозвали кулаками, — крестьян-середняков, у которых было по пять – семь сыновей, по несколько лошадей да свои мозолистые рабочие руки?! Кто покается перед ними?!

 

Почему рухнул Советский Союз? Обратитесь к Фёдору Михайловичу Достоевскому. Он говорит в своих дневниках: если ваш будущий самый совершенный дом будет построен на слезах невинного ребёнка, он рухнет. А какой дом построен на коммунистической основе? Там миллионы пролитых слёз. Миллионы жизней, реки крови, там ложь, там злоба, ненависть, там насаждение недоверия. Даже в семью недоверие вселили. Они, коммунисты, ликвидировали русское братство. Известно: горел в селе дом — всем миром строили. Не скошена полоска — все помогали. Когда ввели недоверие, доносительство, классовую вражду, всё распалось. О каком же примирении может идти речь, если настоящим коммунистам зло присуще органически?!

 

А довоенный геноцид христиан?! Именно геноцид, хотя официально этого почему-то до сих пор не признают. Так что все эти акции — спектакль, видимость. Говорят: дай человеку власть — и ты увидишь, кто он есть на самом деле. И точно. Коммунизм теоретический мог говорить о своём «человеческом лице» что угодно. Но как только он в ХХ столетии получил власть, то сразу же показал себя во всей своей мерзости. Она присуща ему органически. Убеждённые коммунисты никогда не покаются в преступлениях против православной России, потому что они полностью отрицают Бога и проявляют крайний нигилизм к богозданной человеческой личности. В этом смысле, образно говоря, идеологи коммунизма даже хуже дьявола, потому что последний Всевышнего хотя бы никогда не отрицал. Он Его боится и ненавидит. А подлинное примирение твари с Творцом происходит только на основе покаяния и признания Бога своим высшим Судиёй. Так было во все века, и нынешнее время никакое не исключение. А вот с рядовыми коммунистами вопрос совершенно другого порядка. Но об этом чуть позже.

 

— Что происходит с душой во время войны?

 

— Человеку свойственно чувство страха, самосохранения, а также долга и любви. Сочетание этих качеств и определяет поведение человека. Душа либо принимает желание укрыться и спасти себя — пусть и путём предательства, либо напротив — даже вопреки здравому смыслу человек идёт на подвиг, преодолевая страх. Откуда такое понятие? Из Священного Писания. Апостол и евангелист Иоанн Богослов говорит, что совершенная любовь изгоняет страх (1 Ин., 4:18). Мария Магдалина и другие женщины первыми удостоились встретить воскресшего Господа. Почему? Потому что их страх был преодолён любовью. А бояться им было чего — и мести со стороны фарисеев с первосвященниками и старейшинами. И — темноты ночи на кладбище, и — смертельной опасности от жестокой стражи у гроба. Но Бог наделил человека дивным качеством любви. И где любовь не угасает, там совершается подвиг.

 

В войну подвиг не считался чем-то особым. Всё было в порядке вещей. Возьмите наших офицеров, солдат, девушек и их отношение к своим подвигам. Так, что-то само собой разумеющееся и естественное. И во многих случаях побеждало не мастерство, а именно дух. Мне всегда вспоминается миномётный обстрел. Вот это настоящий страх. Я был под таким обстрелом несколько раз и чудом уцелел. И хотелось только одного — укрыться, спешно окопаться. Там, под летящими минами, я увидел удивительную вещь. Все окопались, скрылись — и глядишь, уже дымок то тут, то там потянулся — солдат закурил. Лежит в своей пещерке и думает, что если мина, значит, и упадёт, то уж никак не на него, а где-нибудь рядом.

 

Однако есть высшая категория страха — страх Божий. Он связан с верой во всеведение Божие и с нежеланием оскорбить святость Бога своим недостойным поведением. Этот страх находится за пределами наших пяти чувств. Полководец Суворов, например, всё это хорошо знал. Верующий солдат был для него эталоном непобедимости. Тот, кто боится Бога, не боится врага — часто повторял он в своих донесениях начальству, когда ещё был только полковым командиром, и требовал ввести солдатам с их детьми преподавание Закона Божиего.

 

— Приведите пример, как душа на войне просвещается светом веры.

 

— Вот вам такой эпизод. Протоиерей Александр Ветелев, профессор Московской духовной академии и мой духовный родитель, который привёл меня когда-то в лоно Церкви, был настоятелем храма на Новодевичьем. Однажды к нему подошёл мужчина, по выправке военный. Он сказал: я — полковник авиации, и меня поразил следующий факт. Мы наступали в Эстонии и получили приказ разбомбить Пюхтицкий монастырь. Нам донесли, что там сидят немцы. Я посылаю туда звено бомбардировщиков. Лётчики возвращаются и говорят: товарищ полковник, мы идём в пике, кидаем бомбы, а они летят в сторону!.. Я им — вы что, пьяные?! Этого не может быть! Если самолёт пикирует, бомба идёт строго по пике самолёта, это знает каждый. И тогда я сам сажусь в самолёт, берусь за штурвал, пикирую, посылаю бомбу, а она… летит в сторону. Я вижу это собственными глазами. И только когда пехота уже прошла это место, я доехал на машине до монастыря. Смотрю, а там одни монахини. «Вы что, — говорю, — здесь делали?» — «Молились». — «Кому?» — «Нашей Хозяйке». — «А кто ваша Хозяйка?» — «Царица Небесная, Матерь Божия». — «А кто у вас во главе?» — «Наша матушка старенькая, игуменья. Мы все стояли и молились. Знали, что Матерь Божия нас защитит».

 

В 60-х годах я лично был в Пюхтицах и видел воронки от бомб, которые легли за оградой монастыря. Вот вам и чувства этого полковника. Когда он бомбил, то не ощущал, что уничтожает святую обитель. Он просто вышел на задание по приказу. А вот когда он увидел, что бомбы, направленные его же собственной рукой, не поразили цель, а непостижимым образом легли рядом, то вся его душа изменилась и приблизилась к Богу. Поэтому-то он после войны и пришёл к батюшке уже как верующий человек. Он лично убедился в том, что некий суровый и казавшийся совершенно непоколебимым естественный закон был явно нарушен незримой силой молитвы. Тонны смертоносных бомб, как пушинки, изменили траекторию движения.

 

Трагедия войны связана с отходом общества от Церкви и веры. Чем дальше человек от Бога, тем больше вседозволенности, насилия и жестокости. Был такой известный доктор богословия Оксфордского университета Николай Зернов, русский эмигрант, редкий эрудит и глубокий исследователь христианства. В своей работе «Русское религиозное возрождение ХХ века» он приводит любопытные данные социологического исследования, проведённого незадолго до революции 1905 года. От разных сословий — дворян, купцов, ремесленников, крестьян и духовенства — было выбрано по 100 000 опрашиваемых. Первыми по количеству преступлений шли дворяне (300 из 100 000). Потом — купцы (50 из 100 000) и так далее. На последнем месте стояло духовенство (1 из 100 000). Всё ясно без слов. Где высокая нравственность, там выше любовь к закону, порядку и дисциплине. А подобные нравственные основы коренятся во Христе, в Его заповедях блаженства. Ведь именно Он их дал, а не кто-то другой. Я уже не говорю о заповедях Моисея, совершенно необходимых для поддержания жизнеспособности любого общества. Если бы мы хоть их выполняли, была бы совсем другая картина. Но эти заповеди попираются не только у нас, но и во всём мире. Хотя их признают и иудеи, и мусульмане. Аристотель, говоря об отношении людей к закону, заметил: одни чтут закон из уважения и почитания его, другие — из-за боязни наказания. А сейчас уже и наказания не боятся.

 

— Итак, закончилась война. Высшая духовная цель, поставленная через неё для России Богом, — преодолеть всепоглощающее влияние материализма и уничтожение веры — впоследствии так и не была исполнена. Массового возвращения к вере не произошло.

 

— К сожалению, это так. Хотя беда всколыхнула народ, и он потянулся к Церкви. Когда на фронте находились отцы, братья и дети, уцелевшие храмы были переполнены. Но закончилась война, и церкви стали пустеть. Сверху вновь пошла атеистическая пропаганда, разрушавшая основы христианства. Хотя такой вакханалии кровавого богоборчества, как в довоенные годы, уже не наблюдалось. И это исключительно важный результат войны.

 

— И всё же духовные уроки войны для тех, кто был наверху, не пошли впрок?

 

— Нет, конечно. Мало того, всю духовно-нравственную основу победы и успехов приписали партии. Партия вдохновила народ на победу! Никто не отрицает, допустим, роль политрука Клочкова. Хорошие политруки в армии заменили духовенство в том плане, что они сообщали солдатам нравственные основы. Однако институт политруков после 1942 года был отменён, потому что они в основном занимались пропагандой марксизма, а он в окопах никак не действовал. Идея же Сталина о патриотизме и православных героях легла на сердце каждого человека — и солдата, и офицера, и генерала, и адмирала.

 

Да, после войны горение веры постепенно исчезло. Так уж мы устроены. Адам-то пал в раю, где было изобилие всего и не было нужды ни в чём. Перед ним стояла только одна задача — совершенствоваться в добродетелях и уподобляться Богу. Но его прельстил материализм. Это первая причина падения. Вторая — он захотел быть как Бог. Эту мысль он воспринял от дьявола. И стал как бы сам по себе, со своим разумом, который до сих пор увлекает его потомков в дебри «самости», эгоизма, гордости и богоборчества.

 

Прошли десятилетия. Начался период разложения коммунизма изнутри. И тогда Господь благословил крах коммунизма, мировой идеологии, которая пленила миллионы людей. Именно благословил. Коммунизм появился, чтобы неминуемо пасть. Он был обречён на гибель, потом что изначально возник на лжи, демагогии и абсолютном безбожии. Но он был облечён в одежды религии, и его постулаты легли на доверчивую русскую душу, особенно в среде молодых крестьянских и рабочих парней, которые позже составили основу комсомола. Их наивное горение продлило коммунизму жизнь. Потом его ещё облекли в научную доктрину, привлекли западных Кампанеллу, Сен-Симона и Фурье. Новая идеология какое-то время работала, а потом стала угасать, потому что была лишена самого главного — Бога и любви. Сколько убийств на совести коммунизма?!

 

— Ничто так не разделяет, как кровь.

 

— Совершенно верно! Богом коммунизму было попущено только время. Каждый плод должен вызреть, чтобы его можно было оценить адекватно. Время рано или поздно снимает все маски. А вообще Россия не должна была окончательно пасть. Имея столько святых, столько чудотворных икон, столько свидетельств милости и любви Божией, она выживала в невероятнейших условиях. Господь спасал её именно за веру. Не погубила Россию до конца и революция 1917 года. И даже Великая Отечественная война окончилась победой на том запасе, который мы получили от Святой Руси за её тысячелетнее существование. Всё очень просто. Именно поэтому и самый отъявленный атеист де-юре в нравственности порой был высокий человек. Вообще рядовых убеждённых коммунистов нельзя осуждать. Особенно комсомольскую молодёжь. Им сказали — и они по неопытности да наивности всем сердцем поверили. В чём их вина? Говорю это из собственного опыта — ведь я тоже был убеждённым коммунистом. Если у таких простых людей вера искренняя — пусть и в ложные идеалы, — то она непременно, при желании, с помощью Божией может быть выведена из тупика к познанию Истины во Христе.

 

Самый страшный человек — с равнодушной душой, которому вообще никакая истина не нужна. Как пишет апостол и евангелист Иоанн Богослов: «…ты ни холоден, ни горяч: о, если бы ты был холоден или горяч; но как ты тепл… то извергну тебя из уст Моих» (Апок., 3:15–16). Вина лежит не столько на таких коммунистах, сколько на их идейных и циничных руководителях, потому что именно они соблазнили народ. «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит» (Мф., 18:7). Так сказано в Евангелии. Сегодняшние коммунистические руководители уповают на державу, которая была прежде. Но ведь суть-то не в ней. Держава вторична. А первична — вера.

 

Кто создал государство Российское? Церковь. Кто поднял Россию из пепелища и развалин во время монголо-татарского ига? Преподобный Сергий на основании православной веры. И это — основа всего. Многие коммунисты, милостью Божией, сегодня отошли от своей идеологии и вошли в ограду Церкви. И не только рядовые. Этот процесс, кстати, начался уже давно. Очень показательна история с маршалом Семёном Михайловичем Будённым. Его внучка Маша — моя крестница. Она рассказывала мне, что дед в последний год до смерти надевал свой старый мундир — не маршальский, советский с шестью рядами орденов до пупа, а царский, с крестами, — и, плача, читал Библию. Он каялся за деяния своей Первой конной. Внучка его спрашивала: «Дед, ты почему всё плачешь?». А он ей отвечал: «Что же мы наделали!..». До революции он служил хорунжим в царской армии и был полным Георгиевским кавалером с четырьмя крестами.

 

— Да, потрясающая информация о Будённом! Нравственность вне Христа, вне Бога в конечном счёте вырождается, не имея ни высокого идеала, ни силы для сопротивления злу… А там, где человек был де-юре атеистом, а де-факто — нравственным, вера, наверное, не была перечёркнута до конца? Отсюда, стало быть, и милость Божия. И — победа.

 

— Да, это так. Кстати, не без воли Божией СССР потерпел поражение перед Второй мировой войной в борьбе с маленькой трёхмиллионной Финляндией. Это даже представить себе невозможно: такой гигант — и ничего не смог с ней сделать! Это был урок свыше: зачем лезть в чужую страну? Каждый должен быть хозяином в своём доме и не посягать на чужой. Это — закон. А Чехословакия? Или Афганистан? Десять лет мы там были — и что нажили? Какую победу? Взяли да и разрушили все свои нравственные основы, оказавшись оккупантами! То же и Вьетнам, куда в своё время влезли американцы! А теперешний Ирак? А Ливия? Что они там сейчас получили? Ненависть всего мира! В то же время наша страна, хоть и атеистически-коммунистическая, в 1941 году заняла в войне с Германией нравственную позицию, повела борьбу освободительную и победила.

 

— Нравственность в России снова переживает колоссальный упадок. Всё вновь живо напоминает предреволюционное время. Не подходим ли мы опять к какой-то страшной черте? Я имею в виду события на Украине и раздуваемую там вражду к России, а также вызывающее поведение США и Европы. Что вы думаете по этому поводу? Может быть, теперь наше спасение-пробуждение — только от очередного агрессора?

 

— Что ж, Господь может попустить новую беду, а может её и оттянуть. Нет сомнения в том, что причиной всех нынешних бед опять стал отход всего мира и России в том числе от Бога. Мы же в течение последних двадцати лет на месте безбожного советского строя создали не менее безбожное (не по форме, а по сути!) общество дикого капитала, где всё изначально было основано на воровском беспределе, на крови 90-х, на жутком всепоглощающем духе наживы и безнравственности. Опять возникло общество мамоны, где всё покупается и продаётся — совсем как перед революцией 1917 года, один к одному!.. Ведь ещё когда в 90-е годы рухнул коммунизм, тогда на волне перестройки, как и в 30-е годы ХХ века, вместо восстановления добрых традиций и нравственности в СМИ началось жуткое осмеяние всего, что было связано с прошлым: патриотизма, чести, достоинства, воинского долга, нравственности, традиции и веры. И до сих пор по действующей ельцинской Конституции нам так и нельзя иметь идеологию. А куда ж сегодня без идеи-то?!

 

Жажда потребления и получения удовольствий зашкаливает. Молодёжь опоена водкой, обкурена наркотиком и опущена сексом. Среди народа нет ни братской любви, ни взаимного сострадания, ни милосердия — за исключением единиц. Потому что уповают по-прежнему не на Бога, а на деньги, экономику, армию и спорт. Между тем рубль обвалился, экономика в течение десятилетий ослабла катастрофическим образом, армии необходим добрый десяток лет, чтобы хоть как-то восстановить свой потенциал и покончить с позорной дедовщиной. А спорт — спорт сегодня выродился до сплошной купли-продажи спортсменов. Так что всё очень и очень проблемно.

 

Тем не менее есть и положительные моменты. Я в Церкви уже больше сорока лет, из них двадцать пять — в сане диакона. Приходы очень помолодели, и народ потянулся в Церковь. И это вселяет надежду, поскольку малая закваска квасит всё тесто. Поэтому я смотрю сегодня на Россию более оптимистично, чем десять лет назад.

 

Далее, нельзя забывать, что наша Церковь стоит на крови мучеников. Такого количества убиенных за веру в ХХ веке ещё не знал мир. Сонм этих мучеников составляют наши архиереи, иереи, монахи, миряне, военные. Это тоже крайне важный духовный момент, веское основание наших надежд на милость Божию. Огромную работу по восстановлению храмов и монастырей, по возрождению жизни духовной провёл приснопамятный Святейший Патриарх Алексий II. Вот что важно! И эта работа активно продолжается при нынешнем Святейшем Патриархе Кирилле. А времена и сроки указывать — не нашего ума это дело. Если даже святитель Иоанн Златоуст ошибся, сказав, что Антихрист придёт в конце четвертого века, то что говорить о нас! Это я, между прочим, цитирую известные слова покойного и очень любимого мной отца Иоанна Крестьянкина. Надо жить сегодняшним днём, творить дела любви Христа ради и сострадать друг другу. Вот тогда и произойдёт возрождение нашей души! А завтрашний день принадлежит одному Богу.

 

Метки к статье: Николай Попович, ВОВ, Протоиерей Михаил Ходанов
Автор материала: пользователь Переправа

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Комментарии к посту: "Душа в горниле войны. Интервью с протодиаконом Николаем Поповичем"
Кириллов Алексей Алексеевич

28 октября 2015 09:10

Информация к комментарию
  • Группа: Гости
  • ICQ: --
  • Регистрация: --
  • Публикаций: 0
  • Комментариев: 0
Сталин был государственником, человеком зрелого ума в том возрасте, когда занял высокую должность.Поэтому он постарался убрать из власти тех, кто рушил Россию и провёл талантливую кадровую политику в тех очень непростых условиях. На фронт работали 19 миллионов со стороны СССР И 32 миллиона со стороны неразрушенной Европы. У нас в основном работали женщины и подростки.Туполев запрещал показывать цеха лётчикам, кто им делает самолёты, чтобы не повредить вере в оружие. Против СССР воевали 12 государств и 135 тысяч евреев, у них ещё не было государства. Русский дух создан не 1000 лет православия, а многотысячелетней историей народа и поэтому живёт в его генах.
Имя:*
E-Mail:*